Категорія: Інші автори

Тем, что она исходит из иллюзии (и поддерживает эту иллюзию): лженаука процветает потому, что люди не понимают, что она лже. Им нужно объяснить, и они поймут. И тогда не будут тратить деньги на гравицапы, торсионные поля, сами-знаете-чьи фильтры, и т.п.
В то время как реальная проблема состоит в том, что людям, принимающим решения, и обществу в целом, глубоко похрен, лже эта наука или не лже, а решения о распределении денег и поддержке/неподдержке чего и кого бы то ни было принимаются из соображений, никакого отношения к истинности и ложности тех или иных квазинаучных высказываний не имеющих.
Ну не может быть такого, чтобы в целом правда и ложь оказались полностью заменены соображениями выгоды и удобства, а вот для научных утверждений делалось исключение.

01.08.2011 – физик-теоретик, доктор физико-математических наук Михаил Иосифович Кацнельсон

Один из самых, на мой взгляд, интересных вопросов современной науки – это природа сложного (в этот момент принято закатывать глаза и произносить “синергетика” и “Пригожин”; я согласен, что тексты Пригожина наводят на мысли, только, по слову классика, неизвестно, на какие; а что такое синергетика, прочитавши то и се, просто не понимаю). По Колмогорову, сложность определяется через длину минимального описания. Иными словами, если заданы две последовательности: 110100000101001111111100…. и 10101010… – вторая проще, т.к. может быть описана рецептом “10, повторять”, а в первой закономерности нет или, по крайней мере, она не видна, так что последовательность нужно описывать полностью, как она есть. Структура кристалла, получающаяся повторением небольшой группы атомов, проще структуры стекла. В то же время, это определение не различает “случайную” и “содержательную” сложность (оно, также, не вполне конструктивно, т.к. крайне трудно, или невозможно, доказать, что данное описание является минимальным, и что нет способа сказать то же самое, но короче). Максимальная сложность, если говорить о полном описании, будет, по определению, у случайной последовательности. Это, однако, не соответствует интуитивному пониманию сложности, т.к. полное описание обычно несущественно: пятно на стене останется пятном на стене, если его форма чуть изменится. Как же отличить сложность кляксы от сложности картины Вермеера и сложность случайной цифровой последовательности от сложности “Евгения Онегина”? Возможный ответ – “содержательная” сложность задается через набор эталонных образцов, через сравнение с этим набором. Предельно грубо – так… на Пушкина не похоже, на Державина не похоже, на Некрасова не похоже… значит, это не стихи, а набор слов. Что говорите? Хлебников? ОК, добавляем в набор эталонов, объявляем поэзией, и впредь все, похожее на Хлебникова, тоже будем считать стихами. Договорились?
В этом задача “культурных памятников”, музеев, “классики”. Как физика невозможна без метрологии (а измерение в физике есть, по определению, сравнение с эталоном), искусство, и культура вообще, невозможны без набора образцов, которые объясняют лучше любых формальных определений – это культура, а это нет. Культ классики, культ подлинников, тем самым, не блажь. К эталонам и должно быть крайне бережное отношение – хранить в особых условиях, поддерживать постоянную температуру, и т.п.

17.07.2008 – физик-теоретик, доктор физико-математических наук Михаил Иосифович Кацнельсон

Есть известная байка про стиль Ландау (и, в частности, про курс ЛЛ): пишется двадцать страниц выкладок, потом оставляется первая строчка, последняя, а все остальное заменяется словом “очевидно”. Я думаю, это действительно только байка, и Ландау _на самом деле_ все это было “очевидно”. Но вот интересно, как этот прием работает в литературе. “Недосказанность”. “Подтекст”. Хемингуэй всякий. То же самое – выбрасывается двадцать страниц выкладок.
Величайшие из великих совсем не всегда этому следуют. Куда там… Толстой четко пишет про своих героев: он сделал это потому-то и потому-то. У Достоевского герои сами взахлеб выворачивают друг перед другом (и читателем) свое нутро и объясняют, почему и зачем они сделали то-то и то-то.
С другой стороны, потрясающая, непревзойденная сдержанность Библии. Все, что сообщается про “сложный внутренний мир” Иова, – был он праведен, богобоязнен и уклонялся от зла. И еще фраза: Разве даром богобоязнен Иов?
Что же касается сдержанности на более приземленном уровне… Тут важно, существуют ли на самом деле эти двадцать страниц пропущенных выкладок или автор только делает вид, что они были. Подвергалась ли тщательной отделке та часть статуи, что скрыта от зрителей, не видна никому. Проще всего пояснить, о чем речь, на примере фантастики. Толкин строил свой мир десятки лет. Во “Властелине Колец”, не говоря уже о “Хоббите”, полно неясных ссылок на какие-то давние события. Но сам Толкин точно знал, в деталях, на что именно он ссылается. Обратный пример – Стругацкие. Пробелы в повествовании, таинственные намеки, долженствующие продемонстрировать широту мира за пределами конкретных книг, “стимулировать воображение читателя”, “заставить его думать”… В ранней молодости – очень нравилось. Сейчас – раздражает, т.к. понимаешь, что это – имитация. Они _ничего_ не имели в виду. Никаких двадцати страниц выкладок не было.
Мне, кстати, очень интересно – что знал Лем про Солярис такого, чего не написал в романе. Или тоже – ничего? Трудно поверить, уж очень там все… подлинное, что ли.
03.07.2006 – физик-теоретик, доктор физико-математических наук Михаил Иосифович Кацнельсон

Обмен репликами с уважаемым dennettом заставил задуматься о том, как соотносится “популярная физика” и “физика как наука”. Физика как наука состоит, грубо говоря, из двух все слабее и слабее связанных частей, которые я условно обозначил, как “физика вокруг нас” (ФВН) и “фундаментальная физика” (ФФ). ФВН – это, в основном, физика конденсированного состояния (тесно связанная через materials science с химией); атомная физика, молекулярная, ядерная физика низких энергий… всевозможный стык наук типа геофизики, биофизики… Этим занимается, в мире, чертова прорва народу. На это выделяют, по крайней мере, в некоторых странах, сумасшедшие деньги (нет, я не жалуюсь, давайте еще, и побольше, побольше…). За это дают Нобелевские премии в количестве не меньшем, чем за ФФ (а на глаз, так и в заметно большем). Самое главное: это то, что реально влияет на повседневную жизнь миллиардов людей, через компьютеры, телекоммуникации, сотовые телефоны, оружие массового и немассового уничтожения, всякие прибамбасы в автомобилях и самолетах, и т.д., и т.п. Казалось бы, именно это проще всего объяснить широчайшим рабочим и крестьянам. И вдруг я как-то осознал, что в популярной литературе этой физики, практически, нет вообще. Последняя очень известная книга, где на самом деле что-то говорится о мире вокруг нас – это “Характер физических законов” Фейнмана. Что же на самом деле популярно? Космология… ранняя Вселенная… квантовые компьютеры… суперструны… То есть, разделы физики, либо сравнительно слабо связанные с реальным экспериментом (космология, квантовые компьютеры)*, либо просто не очень развитые (попробовали бы мы, твердотельщики, объяснять расхождение теории с экспериментом для какой-нибудь температурной зависимости намагниченности или, предположим, теплового расширения, вкладом “темной материи”), либо вообще относимые к физике по недоразумению (суперструны)**.
“А пипл хавает”. Гипотеза: от науки ждут, что она заменит упраздненную религию. Нужны космогонические мифы, разрубание пополам Тиамат, оскопление Урана, отделение тверди от хляби… Пипл хавает именно то, что можно читать вместо скомпрометированных “библейских сказок” (вавилонских, египетских, даосских, скандинавских, попольвухских…), не переставая считать себя при этом современным человеком.
_________________________________________________
* Я не сказал “не связанные”, я сказал – слабо связанные. По стандартам, к примеру, той же физики конденсированного состояния.
**Если что-то не физика, это не значит. что с ним что-то не в порядке. Это может быть даже лучше и интересней. чем физика. Любовь, например, не физика. Ну, и суперструны. Просто не физика это, и все.
04.06.2007

(с) физик-теоретик, доктор физико-математических наук Михаил Иосифович Кацнельсон